Якобинизм — политическое революционное течение радикального толка, зародившееся как Якобинский клуб в Париже эпохи революции, пережившее его и продолжающее жить в истории.

Политическая характеристика

Якобинцы как политический тип пережили Якобинский клуб и продолжают жить в истории. На эту сторону дела обратил внимание Ипполит Тэн и задолго до своей истории революции высказал мысль, что психологический анализ якобинского типа настолько же важен для понимания революции 1789 г., как характеристика пуританина — для английской революции XVII в. В III т. «Возникновения современной Франции» Тэн занялся этим вопросом.

Ещё до Тэна встречаются меткие характеристики якобинцев, относившиеся, впрочем, больше к членам Якобинского клуба. Мишле, из симпатии к Дантону не вполне сочувствующий якобинцам и их главному вождю Робеспьеру, называет их «революционным духовенством» и мотивирует этот отзыв «их корпоративным духом, их пламенной и сухой верой, их цепким инквизиторским любопытством»; они были «проницающим оком революции (oeil scrutateur)». Интересна также характеристика Луи Блана, горячего поклонника Робеспьера: присущими якобинцам чертами Луи Блан считает ненависть ко всякому неравенству, окоченелые убеждения, рассчитанный фанатизм в деле смелых новшеств, любовь к владычеству и пристрастие к порядку (règle). Истый якобинец — что-то мощное, оригинальное и мрачное, что-то среднее между агитатором и государственным деятелем, между протестантом и монахом, между инквизитором и трибуном. Отсюда его яростная бдительность, возведённая в степень добродетели, шпионство, возведённое до патриотического подвига, и мания доносов.

Психологическая характеристика

Тэн ищет корни «якобинского духа» в общих свойствах человеческой природы и находит их в двух чертах — в наклонности к отвлечённым рассуждениям и в гордости. Эти свойства часто проявляются в молодых людях, вступающих в жизнь и осуждающих мир с точки зрения усвоенных ими теорий и самолюбия. При нормальных условиях жизни эта «болезнь роста» проходит; во время революции она, при благоприятных для неё обстоятельствах, развилась до крайности.

Крушение старого порядка уничтожило все преграды, сдерживающие самолюбие: необходимость создать новый порядок вещей вызывала политические мечтания всякого рода; каждый мог считать себя законодателем и философом и заявлять об этом; всеобщая неурядица порождала не только брожение умов, но и извращение чувств и страстей; перед честолюбием открывался необъятный простор. При таких условиях складывался якобинский тип, путём гипертрофии упомянутых двух свойств: потребность отвлечённых рассуждений выродилась в узкий догматизм, не уравновешенный наблюдением над действительностью и знанием фактов; ум преисполнился политическими аксиомами; речь вращалась исключительно в области общих мест; умственная близорукость не мешала, а напротив, содействовала развитию честолюбия и стремлению все захватить в свои руки.

Усвоенная якобинцем доктрина искушала его не столько своими софизмами, сколько обещаниями; убеждённый в правоте своей теории, он был склонен преувеличивать свои права; держась правоверной догмы, он приобретал в своих глазах право властвовать над теми, кто был ей чужд; в этом отношении он являлся не узурпатором, а спасителем людей, становился законным их властителем, непогрешимым жрецом. Отсюда надменный тон, властный язык якобинцев. Вводя в жизнь правоверную теорию, якобинец возвышался в своих глазах не только в умственном отношении, но и нравственно; он олицетворял собою не только истину, но и добродетель; противодействовать ему — не только безумие, но и преступление; его призвание — бороться с злодеями, обеспечить торжество добродетели сокрушением нечестивых; на этом основании его жестокость становится в его глазах новой добродетелью. При таких условиях эволюция типа порождает два уродства: потерю здравого смысла и извращение нравственного чувства.

Ключом к объяснению якобинцев должно служить непонятное на первый взгляд противоречие их по отношению к принципам свободы и народовластия. Выступив фанатическими приверженцами этих принципов, они стали потом с таким же фанатизмом проводить в жизнь принцип авторитета и безусловной диктатуры. Этот крутой поворот в их политике историки революции сначала объясняли внешними историческими обстоятельствами — враждой Европы против французской революции, необходимостью дать ей отпор с напряжением всех сил страны; другие ссылались на борьбу с внутренними врагами; можно указать также на влияние традиций старого порядка с его абсолютизмом и централизацией. Всё это на самом деле объясняет и среду, и момент, когда приходилось действовать якобинцам, и должно быть принято в расчёт; но суть дела в естественном, самопроизвольном возникновении якобинского типа. Его корнем является глубочайший эгоизм, побуждающий людей известного темперамента искать владычества над другими и при отсутствии сдержек, вырождающийся в необузданное самомнение в области идей и самоуправство в жизни, в вопросах социальных и экономических. Там, где он встречает преграды в социальном строе и где общество восприимчиво к идее равенства, такой эгоизм ищет опоры в демократическом принципе, в коллективном праве, в идее народовластия; но всё это лишь средства, чтобы в союзе с другими и во имя их прав возвыситься и устранить преграды. Когда это достигнуто, индивидуальный эгоизм неудержимо выступает наружу, как бабочка пробивается из куколки, и отбрасывает демократические принципы и идеи свободы и гуманности, как ненужную скорлупу.

Став господином над обессиленным обществом, якобинец раскрыл своё существо в обоих направлениях, в которых проявляется патологическое развитие человеческого «я»:

• в презрении к убеждениям и совести других и
• в беззастенчивом распоряжении их жизнью и достоянием.

Из этих двух коренных черт якобинца сама собой развилась третья: озлобление — не только то озлобление, которое вызывается противодействием и борьбой, а то присущее эгоизму хроническое озлобление, которое видит в теоретическом разногласии и практическом противодействии заслуживающее кары преступление.

Психологический анализ якобинца важен не только для уяснения самого типа; без него остаётся непонятным важнейший факт в истории революции — совершившийся в ней перелом, разделяющий её на две противоположные половины: период безотчётных стремлений к свободе и демократии и период сознательной диктатуры и террора.

Литература

• «Der Jacobiner Klub» (2 т., 1853)
• Aulard, «La Société d. Jacobins» ("Recueil de documents, 4 т., 1889—92)

Ссылки

• При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).
• Якобинцы, политическая партия // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.